This is all that we can call our own

Новое здание Таверны оказалось очень даже достойным: уютно свесившись с обрыва, оно всем своим видом напоминает о бренности бытия и небытия. Новое кладбище (ведь не думали же вы, что Заведеньице переедет куда-нибудь в фешенебельные районы?) пестрит чудесными личностями, а у берега, между скал, мирно качается на волнах Усама Бин Ладен. На берегу лежит чьё-то тело, завёрнутое в полиэтилен.

О том, что я пришёл по адресу, стало понятно, когда в меня кто-то больно плюнул вишнёвой косточкой. Я поднял глаза и увидел тсантсу. Она улыбнулась, и от её улыбки мне привычно захотелось умереть.

Внутри оказалось непривычно спокойно, хотя и не пусто. На меня никто не обратил внимания: все столпились вокруг сцены. На которой творится что-то пугающее и завораживающее.
_

Poste restante

Мы сейчас очень далеко: когда ты прочитаешь эти строчки, я буду находиться в поезде, буду читать книгу за книгой и кормить ветчиной старую паучиху, спрятавшуюся в саквояже. Прогноз погоды говорит, что за окном будет солнечно и что бармена, наверное, не укачает, потому что он уже сейчас запасся противоукачивательной фляжкой коньяку и уже потихоньку ей спасается. За твоё и не только здоровье.

 Тем не менее, ни один резидент Таверны о таких вещах, как день рождения её соосновательницы, не забывает. Надеюсь, там всё как надо: в гостях только самые дорогие и самые сумасшедшие, на кухне маленький кулинарный Холокост во имя самого вкусного на свете торта, а на сцене играет что-нибудь хорошее.

Пусть это будут Sick Figures.

 

It's funny but I had no sense of living without aim

На улице то самое время, когда ещё слишком холодно, чтобы идти босиком, но уже бесполезно надевать какую бы то ни было обувь. Расплёскивая на ходу воду из своих ботинок и сапог, мы не спеша брели по улицам почти незнакомого города. Бармен играл на украденном кларнете, я выстукивал какой-то ритм на тугом брюхе старой паучихи, прохожие лениво кидали нам мелочь из карманов, а мы всё шли и шли, глазея по сторонам.
Странный, странный город.